УШИ, ЛАПЫ, СЕМЬ ХВОСТОВ
ГЛАВА 5
В июне Вася и Маруся уезжали к бабушке на юг. Со шкафа достали чемоданы, пылившиеся целых девять месяцев. Дети собирали одежду и книги. Мама озабоченно проверяла, не забыты ли носки и теплые кофты. Она ходила из комнаты в комнату, прикладывала руку ко лбу и вздыхала. Мама всегда волновалась, если был хоть малейший повод.
Сначала Ресси нравилась суета, она прислушивалась к новым запахам и путалась под ногами. Но постепенно появилось нехорошее предчувствие. Рессины миски по-прежнему стояли на привычном месте на кухне, запасной поводок никто не уложил в чемодан. И хотя Вася с Марусей заранее упаковали свои зубные щетки и мочалки, шампунь «Чистые лапки» так и остался на полке в ванной.
Опасения Ресси подтвердились, когда дети надели рюкзаки и стали прощаться. Вася потрепал ее за ухом и весело сказал:
- Не забывай нас. Скоро приедем!
Маруся опустилась на колени и, обняв понурую Ресси, нежно поцеловала ее.
- Не грусти! Ты остаешься с мамой и папой.
Дверь за детьми закрылась, и Ресси поплелась в комнату.
На полу валялся Васин носок без пары, несколько карандашей и ластик. Носок Ресси отнесла к крысиной клетке и держала, пока Дорис затягивала его сквозь прутья.
- Качество хорошее, - сказала Дорис, потирая ткань крохотными пальчиками. – Спасибо, Ресси, а то нас редко выпускают из клетки с тех пор, как Квики перегрызла провода.
- Скажете тоже, перегрызла! – возмутилась Квики. – Так, понадкусывала.
- А кто сделал короткое замыкание? Папа сказал, тебя могло убить током.
- Мы, крысы, народ живучий, - хвастливо сказала Квики, но тут же закашлялась.
Всегда энергичная и подвижная, Квики стала заметно сдавать. Большую часть дня она сидела в углу клетки, зарывшись лапами в ворох сухих опилок. Шерстка ее потускнела, темное пятно на спине почти исчезло. Квики поседела.
Дорис порылась в подстилке и достала лакричный леденец. Он был обкусан и покрыт волосками.
- Я бы лучше съела кусочек сала, - вздохнула Квики. – Вот уж что действительно смягчает горло.
Ресси поморщилась, с ее горлом тоже не все было в порядке.
«Как будто комочек шерсти застрял», - подумала она. Глаза защипало.
Собаки не умеют плакать как люди, а не то Ресси бы сразу полегчало. Пустить слезу, когда грустишь, бывает иногда так же полезно, как пососать лакричный леденец от кашля. Но Ресси могла лишь тихонько заскулить.
- Немедленно перестань! – скомандовала Квики. – Воешь, как будто кто-то умер.
- Я скучаю по детям…- протянула Ресси.
- Не могла бы ты передать мне шнурок? – Дорис пошевелила усами в сторону веревочки, торчавшей из-под кровати. Она хотела отвлечь Ресси. Дорис знала, что ничто так не помогает победить хандру, как уборка по дому. И это известно не только крысам.
Старый ковер, пролежавший у детей в комнате не один год, был сильно потерт и местами выцвел. Посередине комнаты от пушистого ворса не осталось и следа, так часто по нему прыгали и шаркали ногами. Под диваном и столом еще сохранился первоначальный цвет – темно-синий, и на ощупь ковер казался мягким и уютным. Одно из таких мест Ресси и облюбовала: укромный уголок под лестницей, ведущей на второй этаж кровати. Оттуда отлично было видно все, что происходило в детской и коридоре. А при малейших признаках опасности, например, при виде мамы с горьким лекарством, можно было скрыться из виду, забившись в дальний угол.
И вот из-под покрывала, свисавшего почти до самого пола, виднелся то ли шнурок, то ли толстая нитка синего цвета. Ресси подошла поближе и поскребла ковер когтем. Звук получился глухой и приятный. Ресси принюхалась, пахло так же, как и во всей комнате: детьми, крысами и домашним печеньем. Ресси осторожно взяла веревочку в зубы и потянула.
Квики и Дорис с любопытством наблюдали, как длинной тонкой змеей из-под кровати вытягивалась синяя нить. Она была неровная, как будто ее скрутили в маленький тугой клубок, а потом размотали, так и не распрямив. Нить с тихим звуком поддавалась и, наконец, стала такой длины, что Ресси пришлось отступить в угол комнаты.
- Интересно… - пробормотала Дорис, мысленно прикидывая, куда ее можно приспособить.
- Перегрызи! – посоветовала Квики. Она оживилась и энергично шевелила усами, пытаясь просунуть нос сквозь прутья клетки.
И вот показался другой конец нити. Ресси потрогала его лапой. Он побежал вдоль края ковра, когда Ресси снова вцепилась в него зубами. И там, где он проходил, оставалась неровная бахрома. Ковер таял, как старый шарф, который решили распустить.
Давно Ресси и крысы так не веселились.Они придумали новую игру. Ресси бралась зубами за нитку у самого основания, а Квики и Дорис кричали: «Оп!». Ресси делала скачок в сторону, и ковер становился уже на полсантиметра. Еще несколько прыжков – и ножки стула оказывались опутанными синей паутиной.
- Та-ак, что здесь происходит? – воскликнул папа, проходя мимо детской комнаты. Он направлялся из кабинета в гардеробную, где хранились старые номера газет. Ресси однажды прочитала название: “Клады и сокровища». Но больше ничего разглядеть не смогла: как только она сунула нос в стопку пожелтевших страниц и слегка им пошевелила, облако пыли окутало все вокруг. Мама давно хотела выбросить старые газеты, но при упоминании об этом папа моментально оскорблялся:
- Даже не думайте, - говорил он обиженно. – Я их читаю.
Во времена своей молодости папа собирался найти клад. А в газетах «Клады и сокровища» печатали, где и когда его искать, кого брать с собой и каким инструментом копать. С тех пор прошло много лет, несметные богатства оставались лежать погребенными под землей, а папа все продолжал мечтать.
- Чем это вы тут занимаетесь? – снова спросил он, с подозрением заглядывая в комнату. На первый взгляд все было как всегда: в детской комнате допустим небольшой беспорядок. Но, присмотревшись, папа заметил опрокинутый стул, неопрятный ворох каких-то синих веревок и ковер…
- Дорогая! - закричал папа. – Иди скорее сюда!
Мама прибежала из кухни и ахнула: половины ковра не было. По всей комнате валялись клочья шерстяных ниток, а ковер, старенький, много чего повидавший на своем веку, сделался меньше в два раза.
- Ресси! – хором воскликнули папа и мама и разом повернулись к ней.
Ресси опустилась на пол и отвела взгляд. Смотреть на родителей не хватало духу. Ничего страшного она не сделала, незачем делать такие глаза. И все-таки…
Квики и Дорис как ни в чем не бывало юркнули в опилки и затихли. Ждать от них поддержки не приходилось. Ресси нехотя подняла глаза.
Лучше бы она этого не делала. Мама была очень, очень огорчена, а в папином голосе слышалось разочарование:
- Как ты могла, Ресси, как ты могла! Дети только уехали, а ты уже испортила их комнату!
- Это была игра, - попыталась оправдаться Ресси.
- Надеюсь, ты скулишь от раскаяния, - сказала мама, с грустью оценивая нанесенный урон. Аккуратными выглядели только книжные полки, до которых Ресси не смогла дотянуться.
- Не ожидал от тебя такого, Ресси, - с упреком произнес папа и пошел обратно в кабинет. От огорчения он совсем забыл, куда направлялся.
Это был первый раз, когда на Ресси сильно рассердились. В тот вечер со стола не упало ни одного вкусного кусочка. Да Ресси и сама не слишком хотела есть. По привычке она приплелась на кухню, но родители делали вид, что не замечают ее.
Ночью ушла Квики. Перед сном она не переставая кашляла и ворочалась с боку на бок. Дорис натаскала лоскутков, подоткнула со всех сторон, чтобы было теплее, и долго сидела рядом с сестрой. Наконец, Квики уснула. Кашель престал мучить ее. Она тихо перенеслась в то место, где для каждой крысы найдется уголок по душе: реки из сгущенного молока, сырные берега, луга и подлески, полные орехов и злаков, колбасные фермы и крысиные карусели. Дорис была мудрой, и, скорбя по Квики, находила в этом утешение.
Для Ресси день выдался совсем безрадостный. Еще вчера утром у нее были и Вася с Марусей, и Квики, и расположение родителей. Дети, конечно, обещали вернуться, а папа с мамой, похоронив Квики под сиреневым кустом, заметно смягчились. Но на душе у Ресси скреблись кошки. Ощущение для собаки пренеприятнейшее.
От грустных мыслей по спине забегали мурашки. Ресси энергично почесалась. Но в отличие от блох мурашки так просто не уходили. Ресси вонзила зубы в собственный хвост и, фыркая и сопя, принялась прочесывать шерсть.
Только к вечеру зуд немного утих, а Рессин хвост заметно облысел.
- Да что с тобой такое случилось! – причитала мама, отвозя Ресси к ветеринару. Ответа на этот вопрос она, конечно, не ждала. – Сначала испортила ковер, теперь и до собственной шкуры добралась. Ресси, фу!
Ресси вздрогнула и с виноватым видом оставила свою заднюю часть в покое.
Ветеринар оказался очень внимателен и долго слушал Ресси стетоскопом, щупал живот и проверял зубы.
- Все в порядке, - наконец сказал он, почесывая Ресси за ушком. – Здоровая молодая собака.
- Но почему она так себя ведет? – огорченно спросила мама.
Ветеринар задумался.
- Не было ли у Ресси недавно стресса или потрясения?
- Нет, все было хорошо, пока не уехали дети…
Лицо ветеринара просветлело.
- Вот вам и причина! Ресси переживает расставание с друзьями. Собаки очень впечатлительны и ранимы. Они радуются и грустят, так же как и мы. Сейчас пропишем лекарство.
Ветеринар склонился над листком бумаги и неразборчивым почерком написал название.
- Это успокоительное. Принимать утром и вечером в течение семи дней. И купите пластиковый воротник, а то отгрызет себе хвост.
Воротник оказался прозрачным конусом из пластика. Узкая его часть застегивалась на шее, а широкая доходила до носа. Обескураженная Рессина голова торчала из него, как лампочка из абажура.
Папа и мама весь вечер провели с Ресси.
- Стресс – нешуточное дело, - говорил папа. – Ей нужна психологическая поддержка.
- Ей нужна наша любовь и ласка. – добавляла мама. Теперь, когда плохое поведение Ресси объяснилось, сердиться не хотелось.
Пришлось кормить Ресси с рук: воротник не позволял наклоняться к миске.
Ночью Ресси попробовала залезть под одеяло, но не смогла. «Абажур» не давал спрятать в тепло даже кончик носа. Свернувшись калачиком на полу, Ресси попыталась представить, что лежит в домике. Но пластиковый воротник от сквозняков не защищал и уютным не казался.
Воскресное утро выдалось теплым и спокойным. Папа отправился с Ресси на прогулку, а мама осталась готовить завтрак. Она нарезала тонкими ломтиками шампиньоны, обжарила их в сливочном масле, добавила зеленый лук и разбила в сковороду несколько яиц. Омлет заскворчал и запузырился, издавая восхитительный аромат.
За всей этой приятной суетой мама и не заметила, как вернулся папа. И поэтому крайне удивилась, когда на кухню, сопя и бешено виляя хвостом, вбежала собака. Но это была не Ресси. Это был незнакомый щенок около трех месяцев отроду. Густой нежно-бежевый пушок покрывал его с ног до головы или, как показалось маме, от кончика носа до кончика хвоста. Впрочем, и то и другое оказалось неверным: на крепкой груди и лапах красовались белые пятна, а влажный кожаный носик чернел, как уголек. На симпатичной детской мордашке сияли глаза, как будто обведенные черным карандашом.
- Здравствуйте! – всплеснула руками мама. – И кто же это у нас такой?
В дверях появился папа.
- Это Хильда. Бегала без хозяина на Собачьем поле. Я решил взять ее домой.
Щенок был чудо как хорош, и мама долго не колебалась.
- Хильда, Хильда, иди сюда, малышка! – и мама протянула ей кусочек омлета. «Малышка» щелкнула мелкими зубками и удовлетворенно облизнулась.
Ресси осторожно выглядывала из-за папиных ног. Хильда ей очень нравилась, и она не прочь была подружиться с ней. Но за последние дни Ресси так привыкла грустить, что жизнерадостность щенка казалась ей неуместной. К тому же присутствие другой собаки в доме ее смущало.
Хильда сама сделала первый шаг. Вернее прыжок. Она подскочила к Ресси и слёту лизнула пластиковый воротник. Затем припала на передние лапы и, повизгивая, закружилась вокруг. Наконец, она повалилась на спину и замерла, задрав кверху все четыре лапы.
Родители засмеялись.
- Смотри, Ресси, она признала в тебе старшую сестру. Будь с ней поласковей.
Но Ресси и не надо было просить. Она усердно вылизывала Хильде нос, уши, щеки и спинку. Хильда жмурилась от удовольствия и коротко вздыхала. И чем дольше Ресси ее обнюхивала, тем легче становилось у нее на душе. Печаль уходила и возвращались спокойствие и радость.
- Мне кажется, воротник можно снять, - тихо сказала мама.
Папа кивнул.
- Теперь Ресси некогда будет грустить.
И они были правы.
Так, спустя восемь месяцев после появления Ресси, в дом вошла красавица Хильда. Вторая собака.