УШИ, ЛАПЫ, СЕМЬ ХВОСТОВ
ГЛАВА 7
До начала занятий в школе оставалось еще две недели, и мама взяла отпуск.
- Мне нужно развеяться, - сказала она. – Сменить обстановку, подышать свежим воздухом. Съезжу с детьми и собаками на дачу. Ты не против, дорогой?
Папа совсем не был против. На его столе уже выросла высокая стопка книг, которые он хотел прочитать в тишине и спокойствии.
- Конечно, поезжайте! – искренне обрадовался папа. – Уверен, вы отлично проведете время.
До бабушкиной и дедушкиной дачи нужно было добираться очень долго, часов шесть. Бабушка уехала из Москвы в начале лета. Дедушка как раз собирался присоединиться к ней и с радостью составил компанию маме и детям.
У дедушки была красивая седая борода и мозолистые руки. Он знал все на свете и все на свете умел делать. Дедушка мастерил модели парусников, стрелял из самодельного арбалета (к бабушкиному и маминому неудовольствию), разжигал огромные костры (к величайшему восторгу всех остальных членов семьи) и прекрасно ориентировался в лесу.
Первые два часа поездки тянулись медленно. Ресси свернулась клубочком на заднем сиденье. Она уже привыкла ездить в машине. Но Хильде было не по себе, ее мутило от тряски и неприятного запаха бензина. Но постепенно она успокоилась и задремала на резиновом коврике. Вася и Маруся слушали аудиокнигу про мальчика-сироту Реми, которая называлась «Без семьи». Реми вместе со своим учителем, бродячим артистом, путешествовал по Франции с ручной обезьянкой и тремя собаками: Капи, Дольче и Зербино. Это была одна из любимых маминых книг. Во-первых, мама очень любила истории про сироток. Во-вторых, книга была трогательной, и на глаза то и дело наворачивались слезы. И, в-третьих, она хорошо заканчивалась. Так что, наплакавшись вволю, мама каждый раз радовалась счастливому концу.
И вот повествование дошло до того места, когда труппа бродячих артистов попала в снежный буран, и на Дольче и Зербино напали волки. Мама читала и слушала этот отрывок сто, а, может быть, двести раз, но все равно ей стало так грустно, что она перестала следить за дорогой. А этого ни в коем случае нельзя было делать. И когда мама заметила, что позади размахивает полосатой палкой и свистит что есть духу полицейский, она резко затормозила. И этого тоже не следовало делать. Вася и Маруся чуть не стукнулись лбами о передние сиденья. Ресси, которая не была пристегнута ремнем, сползла на пол. А дедушка только успел поднять повыше парусник, чтобы не сломалась ни одна из трех мачт. Хильде досталось меньше всего: вместе с резиновым ковриком она проскользнула под мамино сиденье и там и осталась.
Открыв окно, мама с тревогой наблюдала за приближением полицейского. Только теперь она поняла, что ехала слишком быстро, и была готова принять наказание.
Полицейский не торопясь подходил к машине. День для него выдался скучным. По шоссе ехали огромные фуры, груженные досками, песком и канистрами деревенского молока. Водители грузовиков никуда не спешили, правил дорожного движения не нарушали, и полицейский совсем было приуныл. Но тут он увидел маленькую синюю машину, которая на большой скорости пронеслась мимо. Он замахал полосатым жезлом, успев заметить маму, с горестным видом вцепившуюся в руль. Это был тот самый момент, когда Реми обнаружил на снегу следы крови и понял, что Дольче и Зербино растерзали волки.
Полицейский заглянул в машину. На водительском месте сидела мама, испуганная и полная раскаяния. Рядом с ней мужчина с благообразной седой бородой держал на коленях великолепный фрегат с алыми парусами. На заднем сиденье замерли мальчик с девочкой, а откуда-то снизу доносилось недовольное ворчание.
А голос диктора все продолжал рассказывать печальную главу из жизни бродячего сиротки.
И полицейский вдруг узнал этот голос. Он слышал его много раз, когда был маленьким и ходил в колготках, пузырями растянувшихся на коленках. Тогда еще не было автомобильных магнитол и не было блестящих радужных дисков. Были только черные пластинки с розовыми, как пятачок у поросенка, наклейками посередине. И тяжелый коричневый чемоданчик ( его называли проигрыватель). Когда он долго работал, пластмасса нагревалась и приятно пахла. И полицейский – тогда еще маленький мальчик – ставил на середину пластинки солдатика, и тот крутился и крутился, пока история не заканчивалась. И тогда маленький мальчик переворачивал пластинку и ставил на розовую наклейку индейца с томагавком. И пока звучала следующая история, индеец грозил топориком храброму солдату, но догнать его, конечно же, не мог.
Мама вдруг спохватилась и выключила магнитолу.
- Простите, - еле слышно произнесла она.
Полицейский согнал с лица блаженную улыбку и приложил пальцы к козырьку фуражки.
- Будьте внимательны, не превышайте скорость, - сердито сказал он. И было не понятно, сердится ли он на то, что мама такой неаккуратный водитель, или на то, что он так и не узнает, что сталось с сироткой Реми.
Мама благодарно закивала головой и осторожно нажала на газ. Остаток пути она старалась ехать так медленно, что не решалась обгонять запряженные лошадьми повозки.
Нет большей радости для собаки, чем носиться день напролет по соседским участкам. И Ресси с Хильдой это быстро поняли. В первый день Хильда даже потерялась.
Когда она не вернулась к обеду, никто не обратил внимания. Но когда стало смеркаться, а ее все еще не было, дети и мама забеспокоились.
- Хильда, домой! – кричала мама за домом.
- Хильда, ко мне! – звал Вася у открытой калитки.
- Хильдочка, солнышко, где ты? – слышался Марусин голос из окна второго этажа.
Видя всеобщее волнение, Ресси металась по саду и непрерывно лаяла.
Хильда не появлялась, и Вася с Марусей отправились искать ее на других улицах.
Мама осталась дома на случай, если Хильда вернется. И чем дольше она сидела одна, тем больше переживала. Что если Хильда забежала далеко в лес и заблудилась? Или вдруг зацепилась ошейником, пролезая под забором, и теперь не может вернуться домой. А деревенские собаки! Огромные, лохматые, хмурые псы могли обидеть маленькую Хильду. Мама совсем расстроилась и стала заваривать мятный чай.
Маруся и Вася обошли уже все улицы, заглянули во все калитки, но Хильды нигде не было. Оставался последний дом. Он стоял в стороне, и песчаная дорожка, огибавшая кусты шиповника, поросла травой. На этом участке жил сторож Павел Кузьмич.
- Может, не пойдем туда? – спросила Маруся. Сторож был стар, неприветлив и бдительно охранял свой сад от нашествия соседских ребятишек.
Но тут Ресси неистово залаяла и вприпрыжку понеслась вглубь участка. Дети нехотя последовали за ней.
Павел Кузьмич сидел на крыльце и чистил грибы. Из большой корзины, стоявшей справа от него, он доставал подосиновики и старым перочинным ножом соскребал с ножек землю. Слева, привалившись боком к огромному резиновому сапогу, спала Хильда. При виде Ресси и детей она лениво вильнула хвостом и перекатилась на спину.
- Здравствуйте, - вежливо обратилась Маруся к сторожу. – Это наша собака.
Павел Кузьмич усмехнулся.
- Была ваша – стала моя. Вишь, развалилась как. Как будто всю жизнь здесь живет.
- Нет, она с нами живет, в Москве, - запротестовал Вася. – Просто она маленькая еще, вот и убежала.
- А если ты хозяин, - спокойно продолжал Павел Кузьмич, - позови ее. Пусть за тобой пойдет.
Вася повернулся в сторону калитки и, похлопав себя ладонью по ноге, приказал:
- Ко мне, Хильда!
Ресси с готовностью подскочила и уселась рядом. Хильда широко зевнула, но с места не сдвинулась.
- Хильда, я кому сказал? Домой! – строже повторил Вася.
Хильда дружелюбно помахала хвостом.
Павел Кузьмич отложил ножик, встал и, отряхнув с колен песок, засвистел. Сначала негромко и отрывисто, затем высоко и протяжно. Ресси заерзала, а Хильда пружиной вскочила на все четыре лапы и преданно посмотрела на сторожа.
У Маруси от нехорошего предчувствия заныло в животе. Вдруг и вправду Хильда не захочет возвращаться домой. Вася нахмурился.
- Наш дедушка тоже умеет так свистеть. Он и меня научит. – И добавил тихо, но решительно: - А Хильда все равно наша собака.
Лицо старого сторожа смягчилось. Он одобрительно покивал головой.
- То-то же. Забирайте свою красавицу. Только знайте: собакой заниматься надо, дрессировать. А то она у вас и хозяина толком не знает. Глупая.
Павел Кузьмич порылся в корзинке и вытащил два белых гриба. Ножки у них были крепенькие, а светло-коричневые шляпки круглые, как аппетитные булочки.
- На вот, мамке отнесите, пусть суп сварит. И чучелко свое не забудьте, а то себе оставлю.
Чучелком Павел Кузьмич назвал Ресси. Но она не обиделась. Взвизгнув от радости, что этот странный человек не мешает им уйти, Ресси подскочила к Хильде.
- Ты почему домой не шла? Вася и Маруся полдня тебя ищут. Мама беспокоится. А ты прохлаждаешься на чужом участке! Вот погоди, узнает папа!
Но Хильда округлила свои красивые темные глаза и удивилась:
- А что такого? Я гуляла.
Ресси фыркнула, но, вспомнив слова старого сторожа, снисходительно проворчала:
- Глупая ты. Дрессировать тебя надо.
На следующий день дедушка вырезал из пластмассы маленькие прямоугольнички, написал на них имена Ресси и Хильды и прикрепил к ошейникам. Чтобы никто не решил, что это ничейные собаки.
Теперь можно было приступать к дрессировке. Дедушка объяснил Васе и Марусе, что в кармане всегда должно лежать что-нибудь вкусненькое: печенье или кусочек сыра. Когда собака правильно выполняет команду, нужно ее похвалить и дать лакомство.
Сначала Хильда и Ресси ничего не понимали. Они радостно прыгали вокруг детей, хлопали лапами по карманам курток и заливисто лаяли.
- Рессечка, хорошая моя, дай лапу, - просила Маруся, протягивая на ладони крошки сыра. Мокрый Рессин язык одним движением слизывал угощение, но Маруся не унывала: – Сидеть, моя сладенькая!
- Ха! Так ты ничему ее не научишь, - возражал Вася. – Это тебе не плюшевая игрушка. Смотри, как надо. Псины, сидеть!
Ресси и Хильда покатывались со смеху, но на секунду послушно приседали, взметая хвостами пыль с дорожки. Им нравилась и сама новая игра, и вкусности, которые они неизменно получали.
После тренировки все вчетвером бежали на пожарный пруд в конце улицы. Вода в нем была коричневая, торфяная, и купаться Марусе и Васе не хотелось. Зато Хильда с разбегу взметала фонтаны брызг и разгоняла волны по зеркальной поверхности. Плавала она хорошо, с удовольствием, и, рассекая воду крепкими лапами, шумно сопела. Ресси водные процедуры не любила. Она бегала за Хильдой по берегу, выглядывая из камышей, как индеец, и громко лаяла:
- Не заплывай далеко! Долго не купайся, замерзнешь!
Последнее происшествие случилось накануне отъезда в Москву. Хотя Хильда и выглядела почти взрослой собакой, нрав у нее нисколько не изменился. Она по-прежнему носилась по всем участкам, исследовала кусты, дралась с кошками и с восторгом рылась в мусорных кучах. Однажды она принесла чей-то ботинок и зарыла его под крыльцом. Ботинок не принадлежал ни Васе, ни дедушке, и маме припомнились крики «Держи вора!», доносившиеся с соседних участков. Выкапывать из земли ботинок мама не стала. Вид он имел изрядно потрепанный, как будто его долго жевали, вымачивали в луже, а потом волокли по пыльной дороге. И возвращать ботинок хозяину в таком виде маме было неловко.
Утром в день отъезда Хильда приплелась на веранду и без сил свалилась на прохладные доски. Вид у нее был несчастный, взгляд мутный, а изо рта обильно капала вязкая слюна. И прямо на глазах испуганных детей, мамы, бабушки и дедушки Хильдина морда стала надуваться, как воздушный шар.
- Хильду укусила оса! – воскликнула мама и полезла в слюнявую пасть проверять, не распух ли язык. Это самое опасное при укусах ос или пчел: дышать становится очень трудно. Но язык был обычного размера, а нос тем временем стал похож на крупный баклажан. И почти совсем рядом с черным кожаным кончиком виднелись два маленьких пятнышка.
Дедушка первый догадался, что это могло означать:
- Змея! Ее укусила гадюка.
Все повскакали с мест и засуетились.
- Дайте ей воды!
- Нет, молока!
- Вызовите врача!
- Тихо! – громко крикнул дедушка, и все замолчали. – У нас есть врач.
- Но я не лечу животных, - дрожащим голосом возразила мама. – Я лечу детей.
- А ты представь, что это ребенок, - уже спокойнее сказал дедушка. – Что бы ты в таком случае делала?
- Укол, чтобы он мог свободно дышать. И чтобы сердце работало.
- Вот и отлично! Давайте лечить ребенка.
Бабушка принесла аптечку. Мама достала шприц, набрала лекарство и уже твердой рукой сделала Хильде укол. Дети замерли на своих местах, не смея шевельнуться.
- Кажется, нос больше не растет, - прошептал Вася.
- Ага, - согласилась Маруся, - и слюней меньше.
Через десять минут стало понятно, что Хильде становится лучше. Она задышала ровнее и вскоре задремала. Отъезд в Москву отложили до вечера, и все по очереди дежурили у одра болезни. Ресси не отходила от Хильды и без остановки вылизывала ей морду, тихо поскуливая:
- Ну когда же ты у меня поумнеешь? Горе ты мое! Зачем к гадюке полезла? Зачем маму расстраиваешь? Глупенькая!